«Исследования «Левада-центра» (2006–2015) показывают, что важнейший признак граждан-ской нации — гражданская субъектность, реализация принципа народного суверенитета — в России не укрепляется. Подавляющее большинство россиян устойчиво отмечают, что они не оказывают какого-либо влияния ни на политическую, ни на социально-экономическую жизнь как во всем государстве, так и в своем регионе, городе или районе .»

«гражданское общество не может существовать чисто виртуально, в отсутствии чувства соли-дарности его членов и их практического участия. Без государства-нации не получается постро-ить либеральную демократию и демократию вообще, поскольку она «может осуществляться только в пределах четко определенного политического сообщества» [35]. Именно поэтому вне развития гражданской нации затруднено, если вообще возможно, развитие демократии: без национальной идентичности, чувства солидарности членов политического сообщества [36] и гражданской культуры демократические институты перестают работать, а ценности свободы и равенства лишаются социальной основы .»

«...Коллиер отмечает, что главная проблема современных африканских стран состоит в том, что их элиты и правительства оказались неспособными создать единую национально-гражданскую идентичность, «перекрывающую» этнические идентификации и создающую условия для дове-рия к государству и перехода к заботе об общественных, а не узкогрупповых интересах .»

«Мы утверждаем прямо противоположное: сохранение нынешнего эклектического монстра — уже не империи, но еще не нации (по крайней мере, не гражданской нации при наличии не-кого единого культурного пространства) — представляет собой нарастающую проблему . При этом уже есть методики не метафизического, а вполне конкретного расчета стоимости нарас-тающих издержек от воспроизводства нынешней политики. Накапливается все больше доказа-тельств того, что Россия уже не может жить так, как жила в эпоху классических империй. И дело не только в том, что внешний мир ей этого не позволяет; ее внутреннее устройство вклю-чает в себя обширные пространства, занятые новыми институтами, прежде всего экономиче-скими, которые буквально задыхаются в условиях низкого общественного доверия, подавляе-мого авторитарным государством .
Многочисленные исследования последних лет подтверждают наличие «цикличной» взаимосвязи между экономическим развитием и общим уровнем межличностного и институ-ционального доверия. Суммируя их результаты, эксперт Л. Бершидский следующим образом описывает эту взаимосвязь: «Если институты и межличностные отношения не приносят благо-получия, они не заслуживают доверия. А если людям и институтам нельзя доверять, у них нет никаких стимулов стремиться к благополучию» [40]. Это как раз то, что мы видим в России, где люди всячески стараются избегать контактов с государством, во многом живут «гаражной экономикой» и своим «огородом», в массе своей никак не противятся коррупции. В этих усло-виях, когда граждане не выполняют роли «народа, овладевшего государством» (К. Дойч), т.е. в отсутствии гражданской нации, невозможно даже помыслить становление реальной, а не ими-тационной демократии, равно как и экономики долгосрочного роста взамен той, что построена на извлечении ренты из добычи природных ресурсов .»

«Казавшиеся «постнациональными» западные общества и прежде всего страны Западной Евро-пы и США переживают сегодня эрозию демократии и упадок либеральных ценностей. Как только ослабла национально-гражданская идентичность, начался процесс фрагментации, «рас-ползания» общества. «Восстание элит», отбросивших идею нации и общего блага в пользу космополитического сознания и собственного интереса [42], породило ответную волну в виде беспрецедентного роста популизма (правого и левого) и падения участия граждан в политике»

«Эрозия демократии и отказ широких слоев населения в доверии к правящим слоям и артикули-руемым ими ценностям являются следствием ослабления чувства сопричастности рядовых граждан и элит в достижении национального процветания .»

«Российское общество любое меньшинство объявит полномочным представителем большин-ства, и любой маломальский лидер у нас — модератор большинства. Вспомните, как хрипло выкрикивает в рупор Навальный: «Нас больше! Нас больше!» У нас все ищут плюрализма большинств, с фактически номинальным меньшинством .»

«А.Т.: Тогда получается, что проблема, которую мы обсуждаем, — это не проблема того, как сейчас формируется большинство, а как раз проблема отсутствия большинства.
И.Ч.: Конечно. Отсутствие большинства с задачами, отличными от властных, с одной стороны, и отсутствие меньшинства, заявляющего, что оно способно программно, идеологиче-ски и политически противопоставлять себя большинству.
»

«И если панорамно увидеть эту картину, то действительно создается угроза для реальной лично-сти, а далеко не виртуальных большинств. И эта угроза — выбор, который якобы должен быть осуществлен независимо от личного выбора.»

«И.Ч.: Пожалуй, да. Потому что вы говорите о социальной повестке, а я — о том, что со-циальная повестка включена в гораздо более широкую политическую повестку, которая все более исключает политическое действие, не сопряженное с морализацией в виде машины ис-ключения меньшинства.»

«И.Ч.: Да, и это принципиально, что здесь мы оспариваем не существующий мир, а нашу невключенность в него. Мы оспариваем возможность стабильной повестки в мире без нас. Собственно, Крым это продемонстрировал предельно ясно, предметно.»

«Сессия ухудшила трудовое законодательство, введя новые ограничения права на забастовки, внесла антидемократические поправки в избирательный закон, приняла закон "О предотвращении подрывной деятельности", направленный на удушение демократического движения в стране .»

«Строгий общественный контроль должен парализовать всякую возможность внешнего давления на массу избирателей в округах или участках. Этому и будет способствовать участие в волостных или участковых выборах так называемой интеллигенции, представители которой в меру своей известности, опытности и влиятельности и пройдут, несомненно, в численном большинстве в законодательное собрание...»

«Меньшинство осуществляет часть своего идеала только тогда, когда, по-видимому выделяясь из большинства, оно, в сущности, выражает его же мысль, его стремления, его страдания. Большинство бывает вообще неразвито, тяжело на подъем; чувствуя тягость современного состояния, оно ничего не делает, чтобы освободиться от него; тревожась вопросами, оно может остаться, не разрешая их»