«В России к общим переменам, характерным для других стран, добавляются наши род-ные политические особенности. Я имею в виду то, что исковеркало нашу политическую сферу за последние десятилетия, начиная с 1917 года. В этом смысле одна из самых ярких особенно-стей России, отличающая ее от большинства стран Европы или США, это то, что в России очень плохо развит язык, на котором можно говорить о политике .»

«Помните, у Шевкунова почти десять лет назад был фильм «Византийский урок»? Там Византия оказывалась метафорой России, которая борется с проклятым Западом. Византини-сты тогда очень удивились: вот так политика добралась и до них. Или если кто-то посещал ис-торико-православные выставки, где Рюриковичи, Романовы и потом история России в XX ве-ке, то они тоже политизированы, хотя, казалось бы, от Церкви этого странно было ожидать. Поэтому неудивительно и вполне объяснимо, почему историки в России, наверное, первые из профессиональных групп стали пытаться объединиться и как-то этому противостоять. Создали Вольное историческое общество, потом была знаменитая эпопея с попыткой лишить Медин-ского степени доктора исторических наук. Историки пытаются объединиться, потому что их поставили в такие условия, что они теряют собственную профессиональную идентичность . Это касается даже тех людей, которые никогда ни в какой политике участвовать не хотели. Ко-гда создавалось Вольное историческое общество, некоторые из основателей сказали, что еще лет пять назад они ни за что ни в какую организацию не пошли бы, но дело дошло до того, что надо возвысить профессиональный голос.»

«Что касается моих претензий к Волкогонову и к Радзинскому, особенно к Радзинскому, — это существенный элемент фантазии, это снижение критериев историографической крити-ки. И я бы сказал, популяризация и попса — это разные вещи. Популяризация науке полезна, попса науке вредна .»

«В биографии того же Зорге, коль скоро вы о нем вспомнили, есть эпизоды, которые можно толковать очень по-разному. А потом уже захлестнула волна выдумки, стерлась граница между историческим исследованием, историософским эссе и историческим романом . Я не против, исторический роман — это тоже замечательно; но необходимо, чтобы было честно раз-делено, где фикшн, где нон-фикшн.»

«Во-первых, они сугубо политические. А второе — это их полярность и безальтернатив-ность. Могут быть только два варианта — или за красных, или за белых — и никаких других. И если ты за красных, то ты на сто процентов против белых, ты уже принадлежишь к красным, все. Понимаете, людей насильственно загоняют в политические гетто, и в таких условиях, ко-нечно, очень трудно вести какую-либо историографическую дискуссию .
Еще один момент, который я считаю очень важным, — то, что эта непримиримость, за-данная политическим противостоянием, перешла буквально в личную непримиримость, в раз-деление на «своих» и «чужих», притом что «своим» можно все .»

«Это, возможно, крайний случай, но меня очень огорчает то, что и в профессиональной среде эти тенденции присутствуют, то есть добрые академические нравы очень существенно размылись. И то, что полностью утрачено (а я даже не знаю, было ли оно когда-нибудь), — это ощущение цехового единства историков, того, что профессиональные интересы должны стоять выше интересов какого-то клана или группы, выше политической ориентации. Этого сейчас нет, что, по-моему, очень плохо .»

«Неважно — это из серии «кто не с нами, тот против нас». Это вообще нарастание конфронта-ционных настроений: все со всеми в конфликте, каждый в каждом видит в лучшем случае непримиримого соперника, а то и врага . Исчез позитивный настрой, настрой к сотрудниче-ству. Понимаете, это менталитет осажденной крепости. По-моему, это очень плохо.»

«Хочешь с кем-то посотрудничать профессионально (причем я беру темы, совершенно далекие от актуальной политики, допустим, связанные с историей литературы), тебя, во-первых, сразу начинают сканировать: ты чей — ты за красных, за белых, за тех, за пятых, за де-сятых? Во-вторых, а ты вообще из какой компании, не хочешь ли ты, голубчик, пристроиться к нашему гранту? Понимаете, очень трудно сотрудничать в таких условиях.
Как мне представляется, происходит определенная атомизация профессионального со-общества .»

«Перестроить сознание. Наверное, так должно шандарахнуть, чтобы до всех историков — и до правых, и до левых, и до средних, и до красных, и до белых — дошло, что сама профессия под угрозой, а не конкретные интересы группы историков, что сейчас запретят красных, а завтра запретят белых. Нет осознания общности профессиональных интересов вне зависимости от по-литических взглядов, а пока это осознание не появится, профсоюза не будет .
А пока не будет профсоюза, поставщики псевдоисторического трэша окончательно за-полнят все медиапространство, и влияние историков будет только что разве друг на друга, и то в пределах своей парторганизации .
»

«— Вы знаете, если профессионалы подстраиваются под рынок, это очень плохо. Это уже свидетельствует о том, что они не профессионалы, а как-то меняют род своих занятий .
— Но у них появляются ресурсы! «Я бы не опубликовал биографию Риббентропа», — говорите вы, но есть некоторые биографии, которые можно публиковать, а целый ряд нельзя. За некоторые можно и пострадать, за некоторые — быть вознагражденным; тут важен выбор персоналии. То же самое с учебными пособиями.
»

«В недостаточной степени разрабатываются темы, связанные с вопросами развития культуры и идеологии. Они почти отсутствуют в планах преподавателей истории педагогических вузов. Это существенный недостаток в работе историков высшей школы.»

«При подготовке исследований преподаватели вузов, работающие в различных частях страны, испытывают известные трудности с использованием центральных архивов. Им далеко не просто и не всегда удается получить командировку для работы в архивах Москвы или Ленинграда. Отрицательно сказывается на научной работе и слабое знание многими историками иностранных языков.»

«Происходящий после XX съезда КПСС подъем в развитии исторической науки получил известное отражение и в журнале "Вопросы истории". На его страницах были подняты важные проблемы отечественной и мировой истории. Содержательные и интересные статьи опубликованы журналом о революционном народничестве, по истории гражданской войны, по вопросам периодизации, источниковедения, историографии и другим проблемам. Однако в ряде случаев редакция журнала не сумела должным образом выполнять свои ответственные обязанности. Более того, при освещении некоторых важных проблем она допустила серьезные методологические ошибки, нарушила принципы марксистско-ленинской партийности, сбиваясь иногда на позиции буржуазного объективизма
Попытки журнала по-новому рассмотреть некоторые вопросы истории КПСС и советского общества на деле сводились иногда к неправильному освещению событий прошлого, к искажению давно решенных и не вызывающих никакого сомнения вопросов. Отдельные работники журнала утратили чувство ответственности за порученное им дело, не проявили необходимой серьезности при оценке исторических проблем, где особенно опасны торопливость и необдуманность <...>»

«Поднимая голос протеста против вульгаризаторства и упрощенчества в деятельности некоторых ученых, отдельные работники редакции сами иногда становились на путь сенсации и уступок буржуазному объективизму, не совместимых с подлинной наукой.»

«Однако программы курсов историографии по разделам всеобщей истории Министерством высшего образования до сих пор не утверждены. Министерство перевело курс историографии по истории СССР в разряд необязательных предметов, сократило количество лекционных часов на него и не проявляет заботы о постановке преподавания этой дисциплины. А ведь от постановки преподавания истории исторической науки зависит качество кадров историков, а следовательно, и развитие самой исторической науки.»