«Помню, какая то философская девушка, нечёсаная, сутулая как креветка, делала доклад об эстетике Китса, о тех мыслях, которые Китсу приходили в голову в Хемпстеде, и заговорила о высоком и вечном в искусстве, о навсегда застывших фигурах на старой греческой вазе, чьи оригиналы давно сгнили и рассыпались в прах. Все согласились, как по команде, закивали, зададакали, застучали звонкими согласными звуками, да, мол, да да да, мол, заблеяли, оно ве ве вечно, это искусство, – но Петр Алексеевич почему то качал головой и, когда очередь дошла до него, задумчиво поскоблил ногтем свой пухлый подбородок, а потом стал тихо, с доброй кротостью судить, что всё совсем не так, что вечное не на стороне искусства, и что думать иначе – опасно. Искусство, уверял он нас, рукотворно и насквозь проникнуто человеческими усилиями, которым предписано поражение, если не сейчас, то потом. А из этого следует, говорил он, что искусство недолговечно, непрочно, низко – и потому в своем притязании на окончательность, на вечность, высоту глубоко трагично. Потом он заговорил о Лютере – он часто говорил о нем, но в тот раз почему то особенно горячо – и от Лютера перешел к Христу. Он объявил нам, и его нос смешно при этом дергался, что Христос и есть Бог, который снизошел до человеков – и для этого предстал не в красоте, не в знаках небесного величия, а в земной скудости, в человеческой слабости, в страхе, чтобы понять и быть понятым, чтобы принять самую позорную из всех казней, всех смертей, и взвалить на себя наши грехи. Он вдруг прослезился, и меня поразило услышанное, будто кто то ударил в спину, так же, как после, много лет спустя, меня поразило, когда он заговорщицки произнес: “Это не чай”.»

«Коллективного значения (право, де, это совокупность норм, правила, законы...) чуткий к фальши язык народа никогда этому слову не придавал и не придает. Это извращение нужно было только духу зла и врагу истины, чтобы затуманить умственный взор людей и притупить нравственное чувство.»

«Немцы завоевали Россию немецкой идее и немецкой "науке". Так писал более 50 лет тому назад Герцен. Пора освободить мысль и истину от набитых на ум наших горе-ученых обручей немецкой работы! Мировоззрение, по которому не государство для людей, а люди для государства, и нелепое словоблудие со словом "право" - все это продукты чуждых нам исторических явлений и вне их несостоятельно, негуманно, антирелигиозно.»

«Если верность Родине есть прежде всего верность ее религиозно-нравственным заветам, то для коренного населения России изменой Родине будет измена вере отцов: измена Православию, как в смысле перехода в иное исповедание или даже иную религию, так и в смысле потери веры в Бога.»

«"Интеллигент" сделалось синонимом человека, проникнутого, по крайней мере, индифферентизмом к религии, составляющей основу народной жизни везде и всегда. Ученики, следуя, без сомнения, дурному примеру, а иногда, может быть, и просто "интеллигентной" моде, порывают с церковью уже на скамье средней школы. Суррогата веры нет и быть не может; а в этом возрасте при неустановившемся характере и впечатлительности такое положение опасно как никогда.»

«Все лучшее в человеческой жизни есть продукт аристократии духа. Все великое связано с великими именами отдельных людей и не создавалось толпою. Основу нашей цивилизации положили маленькие греческие аристократии, которые задавлены были бы числом, если бы они не поставлены были выше окружавших их масс. Борющиеся интересы отдельных групп, племен и рас поглотили бы собою интересы всей России, если бы история ее не выработала из недр ее особого института, обязанного хранить "душу нации" и быть объединяющим ее знаменем.»

«Посеянные христианские стремления к (разумно понимаемым) свободе и равенству для практического их осуществления и для обеспечения нуждаются в сильной государственной власти. Где такой власти нет или где ослабевала существовавшая до того времени государственная власть, там громкие девизы свободы и равенства только прикрывали собою самые отвратительные насилия над личностью, создавали преследования и травлю за убеждения, упраздняли всякую обеспеченность достояния, чести, неприкосновенности личности и даже ее жизни: развивали грабежи и разбои, пожары и кровопролития.»

«События эти открыли для широких кругов то, о чем прежде догадывались только немногие. Они нам открыли всю важность сильной монархической власти в России. Они же открыли нам факторы, ослабляющие эту власть: школу, превратившуюся в вертеп государственного разврата и источник политической слабости; невежество и продажность прессы; отсутствие аристократии (аристократии духа); упадок религиозного чувства; неподготовленность не только народных масс, но и так называемого образованного общества к деятельному участию в политической жизни страны...»

«К сожалению, здесь мы подходим к вопросу, в котором современные и, можно сказать, преходящие течения среди ложно именующего себя образованным обществом больше всего уклоняются от истины. Одни совершенно отрицают за религией право на существование, другие "благосклонно" отводят ей место в практической, но не теоретической сфере. Ее область - не мысль, а жизнь. И некоторые говорят это с подкупающей искренностью, заставляющей одного из видных современных английских философов-моралистов* сказать о них, что не сердце, а голова виною их ошибок.»

«Где не только нет устойчивой государственной культуры, но и нравственные понятия, служащие ей основанием, стоят на глиняных ногах, а свобода делается источником горя для населения и ничего не внушает к себе, кроме страха, ненависти и презрения, там безусловно необходимо создать крепкую, независимую и грозную власть на страх всем антигосударственным элементам и на защиту мирных и честных тружеников.»

«Социализм в истинном смысле слова есть учение антирелигиозное, в частности - антихристианское.

Так, вопрос о религии и ее значении для жизни приобретает новое значение и новую силу в наш маловерный век, наперекор стремлениям забыть о ней, представить ее в виде отжившего фактора жизни, до которого, де, как до "частного дела", ни одному "умному" человеку не может быть дела, а государству - и всего менее.
»

«Ставя перед человеком идеал высочайшего нравственного совершенства, религия является первой покровительницей и первым стимулом нравственного прогресса. Грязная жизнь по образцу Гейне и Лассаля и по примеру социалистических грабителей, убийц и развратников, никогда не найдет себе оправдания религиозной морали .»

«Верования эти различаются и по характеру и по степени у различных лиц. У материалиста и атеиста есть также свои верования, но это не те верования, которые всегда и везде двигали народами и создавали сильные общества. Человечество в массе никогда не жило и никогда не будет жить без религии, а крепкое духом общество не мыслимо без веры в личную ответственность не только перед собственной, обыкновенно сговорчивой, совестью, не только перед внешним формальным судом, но и перед Вечным и Вездесущим Судией, не только во время нашего пребывания здесь на земле, но и в загробной жизни. Другими словами, понятие долга, этого фундамента нравственности и первого условия порядка и прогресса в общественной и государственной жизни, не может иметь ни прочности, ни длительности, ни глубины, ни силы, ни красоты без религиозных идей о бессмертии души, об ответственности за гробом и о Боге - Судии и Воздаятеле.»

«Основу русской государственности составляет, как известно, Верховная Самодержавная власть Всероссийских Императоров (ст. 4 Основных Законов). Как ни важна для жизни русского государства идея Самодержавия, приходится, однако, к сожалению констатировать, что среди считающего себя образованным русского общества только немногие, по исключению, понимают смысл и значение этой центральной идеи русского государственного строя. Сбитое политическими софизмами и ложной философией, увлеченное внешнею стороной западной цивилизации русское общество в большинстве случаев смотрит на Самодержавие как на пережиток древнего патриархального быта, которому рано или поздно суждено историей отойти в область преданий, сойти с мировой сцены прогрессирующего уклада государственной жизни. Ссылаются на мнимые законы истории, на пример многих государств, выросших в других условиях, на авторитете якобы науки, на мнения и заключения людей, не связанных духовно с народом, воспитавшим идею Самодержавия тысячелетней историей своих страданий и подвигов, поражений и побед, горя и радостей...»

«Чем меньше внутренней связи между составными частями населения, тем менее в состоянии они управлять сами собою, тем нужнее для них внешняя, отрешенная от них власть. В отрешенности, абсолютизме этой власти лежит для них гарантия беспристрастия. Такими абсолютными властелинами были, например, римские императоры, образец последующих самодержцев. Быть равным для всех может только тот, кто ни с кем особенно не связан, кто одинаково близок и одинаково далек для каждого, кто стоит вне, абсолютен. Эти элементы абсолютного можно найти у каждого автократа, хотя не в одинаковой мере: у средневековых королей Европы, у турецких султанов, у духовных самодержцев - пап. Элементы абсолютного в каждой императорской власти - неизбежны и необходимы. Чтобы быть выразителем воли различных групп населения, нужно в частности не выражать вполне ни одной из них, т.е. иметь собственную свою волю: быть абсолютным.»

«В то время как на Западе стремление к богатству, служение "золотому тельцу" возведено в принцип, по воззрению русского народа богатство - соблазн и грех, а обогащение совершается фактически по человеческой греховности. В то время как на Западе власть есть затаенное желание всех и каждого, даже простолюдина, предающегося политике в меньшей мере, чем его соотечественники, только по недосугу, - для русского народа власть - тягота или соблазн, к которому стремятся только люди извращенные или не имеющие в душе высших интересов.»

«Требуют такого упразднения или ограничения не народ, а разные "социалисты" и "демократы". Но говорит Ренан (с.49): "Эгоизм, источник социализма, и зависть, источник демократии, не создадут ничего, кроме общества слабого, неспособного противостоять могущественным соседям". Самодержавие - святыня русской народной жизни, оплот против разрушающего влияния социализма и демократии, оно создало то, чем мы связаны, что придаст смысл нашему существованию. Самодержавие создало Россию, и, выросшая в иных условиях, чем западные государства, Россия или будет жить под эгидой Самодержавия или падет вместе с ним.Падение России и добиваются враги Самодержавия, не всегда, правда, сознательно.»

«Публике не нравится, что волка так рано зарезали... Нужно было волка погонять по арене часа два, искусать его собачьими зубами, истоптать копытами, а потом уже зарезать... Мало того, что он уже был раз травлен, словлен и отсидел ни за что ни про что несколько недель в тюрьме.
Собаки и борзятник Стаховича берут волка живьем... Счастливого волка сажают опять в ящик. Один волк перескакивает через барьер. За ним гонятся собаки, борзятники. Сумей он вбежать в город, Москве посчастливилось бы узреть на своих улицах и переулках бесподобную травлю!..
В антрактах, полных томительного ожидания, публика хохочет и (не верите?) кричит, браво: ей нравится десятикопеечная лошадка, на которой увозят опустевшие ящики с средины арены на прежнее место. Лошадка не идет, а подпрыгивает, подпрыгивает не ногами, а всем корпусом и в особенности головой. Это нравится публике, и она неистовствует.
Счастливая лошадка! Думала ли когда-нибудь она или ее родители, что ей когда-нибудь будут аплодировать?
Слышится отрывистый лай, и на сцену появляется стая гончих... Большой волк отдается им на растерзание. Гончие рвут, а борзые, которых не пускают, визжат от зависти.
— Брааво! браваао! — кричит публика. — Браво, Николай Яковлевич!
Николай Яковлевич раскланивается пред публикой с шиком, которому позавидовал бы любой артист-бенефициант.
— Подавай лисицу! — кричит он в исступлении.
На средину арены выносят маленький ящик и выпускают из него хорошенькую лисичку. Лисичка бежит, бежит... за ней бегут гончие. Никто не видел, где собаки схватили лису.
»