«Все это было ближе не к Карлу Моору, не к декабристам, не к благородному, твердому, как сталь, Рахметову, а к маленькой книжонке, выпущенной года за два перед тем: «Монарх» Макиавелли. Но главное, что оттолкнуло многих, заключалось, конечно, не в словах, напоминавших книжонку, а в рассказах про грот, убийство, кирпич на шею.»

«До самого вечера молча ходил Вощев по городу, словно в ожидании, когда мир станет общеизвестен. Однако ему по-прежнему было неясно на свете, и он ощущал в темноте своего тела тихое место, где ничего не было, но ничто ничему не препятствовало начаться. Как заочно живущий, Вощев гулял мимо людей, чувствуя нарастающую силу горюющего ума и все более уединяясь в тесноте своей печали.»

«Вощев в испуге глядел на животных через скважину ворот; душевное спокойствие жующего скота, будто все лошади с точностью убедились в колхозном смысле жизни, а он один живет и мучается хуже лошади.»

«Ликвидировав кулаков вдаль, Жачев не успокоился, ему стало даже труднее, хотя неизвестно отчего. Он долго наблюдал, как систематически уплывал плот по снежной текущей реке, как вечерний ветер шевелил темную, мертвую воду, льющуюся среди охладелых угодий в свою отдаленную пропасть, и ему делалось скучно, печально в груди. Ведь слой грустных уродов не нужен социализму, и его вскоре также ликвидируют в далекую тишину.»

«Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движеньем?»

«К концу зимы в городке разместился гвардейский кавалергардский полк. По
утрам ездили эскадронами на станцию ловить дезертиров, бежавших с
Юго-Западного фронта.
У кавалергардов лица сытые, народ рослый, здоровенный. Офицеры все
больше графы да князья, погоны золотые, на рейтузах канты серебряные, все,
как при царе, - словно и не было революции»

«Он трижды бегло пробежал по строкам, но слова упрямо повторялись:
"Скончался Владимир Ильич Ленин". Старик вскочил на ноги, Поднял спиральный
виток ленты, впился в нее глазами. Двухметровая полоска подтвердила то, во
что он не мог поверить! Он повернул к своим товаркам помертвелое лицо, и они
услыхали испуганный вскрик:
- Ленин умер!
»

«Ему было мучительно тяжело даже
самому признаться, что силы с каждым годом убывают. Было два выхода: или
признать себя неспособным выносить трудности напряженной работы, признать
себя инвалидом, или остаться на посту до тех пор, пока это окажется
возможным. И он выбрал второе»

«После жирной певицы, исполнявшей с яростной жестикуляцией "Пылала ночь
восторгом сладострастья", на эстраду выскочила пара. Он - в красном
цилиндре, полуголый, с какими-то цветными пряжками на бедрах, но с
ослепительно белой манишкой и галстуком. Одним словом, плохая пародия на
дикаря. Она - смазливая, с большим количеством материи на теле. Эта парочка,
под восхищенный гул толпы нэпманов с бычьими затылками, стоящих за креслами
и койками санаторных больных, затрусилась на эстраде в вихлястом фокстроте.
Отвратительнее картины нельзя было себе представить. Откормленный мужик в
идиотском цилиндре и женщина извивались в похабных позах, прилипнув друг к
другу. За спиной Павла сопела какая-то жирная туша .
»

«От нее Корчагин узнал, что старик
деспотически грубо зажал всю семью, убивая всякую инициативу и малейшее
проявление воли. Ограниченный, узколобый, придирчивый до мелочности, он
держал семью в вечном страхе и этим снискал себе глубокую неприязнь детей и
глубокую ненависть жены, все двадцать пять лет боровшейся против его
деспотизма. Дочери постоянно становились на сторону матери, и эти
беспрерывные семейные ссоры отравляли им жизнь.
Так проходили дни, заполненные бесконечными мелкими и большими обидами.
Вторым уродом в семье был Жорж. Судя по рассказам Лели, это был
типичный хлыщ, задавака и бахвал, любитель хорошо поесть и с шиком одеться,
не дурак выпить. Кончив девятилетку, Жорж - любимец матери - потребовал от
нее денег для поездки в столичный город.»

«Для чего жить, когда он уже потерял самое дорогое - способность
бороться?»

«Вы не могли жить иначе, -- а вот все ж таки понимаете, что жили плохо! Тысячи людей могут лучше вас жить, -- а живут как скоты, да еще хвастаются -- хорошо живем! А что в том хорошего -- и сегодня человек поработал да поел и завтра -- поработал да поел, да так все годы свои -- работает и ест? Между этим делом народит детей себе и сначала забавляется ими, а как и они тоже много есть начнут, он -- сердится, ругает их -- скорей, обжоры, растите, работать пора! И хотел бы детей своих сделать домашним скотом, вот они начинают работать для своего брюха, -- и снова тянут жизнь, как вор мочало! -- Только те настоящие -- люди, которые сбивают цепи с разума человека.»

«На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом , являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза.»

Комментарий: Мотив искусственности, «сделанности», неестественности в образе П.П. Кирсанова. Интересно, что неестественность Базарова заключается в другом – не в облике или манере общения (здесь он вполне соответствует «народной стихии русской жизни»), а в его вкусах и взглядах.

«Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, -- руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику. Совершив предварительно европейское "shake hands", он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек, и проговорил: "Добро пожаловать" .»

Комментарий: Салонные, европеизированные манеры Павла Петровича и имитация им русского приветственного обычая («то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек») также указывают на известную «неестественность» этой фигуры.

«Аркадий сообщил несколько петербургских новостей, но он ощущал небольшую неловкость, ту неловкость, которая обыкновенно овладевает молодым человеком, когда он только что перестал быть ребенком и возвратился в место, где привыкли видеть и считать его ребенком. Он без нужды растягивал свою речь, избегал слова "папаша" и даже раз заменил его словом "отец", произнесенным, правда, сквозь зубы ; с излишнею развязностью налил себе в стакан гораздо больше вина, чем самому хотелось, и выпил все вино. Прокофьич не спускал с него глаз и только губами пожевывал. После ужина все тотчас разошлись.»

Комментарий: «Неестественность» поведения Аркадия заключается в том, что он ведет себя принужденно, оглядываясь на авторитет Базаров и стереотипное поведение «нигилиста», подавляя в себе свойственные ему «от природы» мысли, чувства и поступки.

«-- Да, вот что! По старой, значит, памяти. Пленять-то здесь, жаль, некого. Я все смотрел: этакие у него удивительные воротнички, точно каменные , и подбородок так аккуратно выбрит. Аркадий Николаич, ведь это смешно?
-- Пожалуй; только он, право, хороший человек.
»

Комментарий: Устами Базарова здесь повторяется тот же мотив статуарной, скульптурной «сделанности» Павла Кирсанова.

«Удивительное дело, -- продолжал Базаров, -- эти старенькие романтики! Разовьют в себе нервную систему до раздражения... ну, равновесие и нарушено . Однако прощай! В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается. Все-таки это поощрять надо -- английские рукомойники, то есть прогресс!»

Комментарий: Отсутствие «равновесия», внутренняя дисгармония – также свидетельство отступления от «природной» нормы. Удивительным образом «физиологический» взгляд Базарова временами (в оценке негативных явлений) совпадает с натурфилософским взглядом самого автора, хотя в принципе является слишком искусственным и механистичным по сравнению с тургеневской концепцией природы.

«-- А вот на что, -- отвечал ему Базаров, который владел особенным уменьем возбуждать к себе доверие в людях низших, хотя он никогда не потакал им и обходился с ними небрежно, -- я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается .
-- Да на что тебе это?
-- А чтобы не ошибиться, если ты занеможешь и мне тебя лечить придется.
-- Разве ты дохтур?
-- Да.
-- Васька, слышь, барин говорит, что мы с тобой те же лягушки. Чудно!
»

«-- Да. Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве ; а теперь позвони-ка, пожалуйста, брат, Николай Петрович, мне пора пить мой какао.»

«В 48-м году это различие уменьшилось: Николай Петрович потерял жену, Павел Петрович потерял свои воспоминания; после смерти княгини он старался не думать о ней. Но у Николая оставалось чувство правильно проведенной жизни, сын вырастал на его глазах; Павел, напротив, одинокий холостяк, вступал в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.
Это время было труднее для Павла Петровича, чем для всякого другого: потеряв свое прошедшее, он все потерял .
»

Комментарий: П.П. Кирсанов, потерявший всё, в сущности, тоже имеет дело с nihil – ничто, являясь своего рода «нигилистом» не по убеждениям, а по жизни

«Всякий человек сам себя воспитать должен -- ну хоть как я, например... А что касается до времени -- отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота!»

Комментарий: Базаров вновь верно характеризует П.П. Кирсанова, совпадая с авторской оценкой, подчеркивающего «опустошенность» жизни стареющего аристократа и либерала.

«И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука .
И оба приятеля отправились в комнату Базарова, в которой уже успел установиться какой-то медицинско-хирургический запах, смешанный с запахом дешевого табаку.
»

«Фенечка вся покраснела от смущения и от радости. Она боялась Павла Петровича: он почти никогда не говорил с ней .»