«Особенность России заключается в том, что к началу XXI века Первая мировая не была в полной мере вписана в культурную и политическую память, а значимые места памяти вооб-ще отсутствовали. .»

«Пользуясь терминологией Яель Зерубавеля, мы можем утверждать, что Первая мировая облада-ет низкой коммеморативной плотностью»

«Конечно, все это не отменяет того факта, что память о Первой мировой оставалась маргиналь-ной. В этом смысле интересно, что 23 февраля (официальный праздник — День РККА) был связан с событиями именно Первой мировой, а именно с наступлением немцев на Псков, од-нако в общественном сознании и официальной пропаганде эта дата ассоциировалась с Граж-данской войной. До сих пор эта дата не осмысляется как связанная с событиями рассматривае-мой войны, хотя на это существуют весьма веские основания.»

«Обращение к «сообществам памяти» позволяет, на наш взгляд, разрешить тот парадокс, что, хотя фактически возрождение памяти о Первой мировой началось еще в 1990-е годы, этот процесс не представлял единого целого, а также не вел к формированию неких общих пред-ставлений о войне и «разжижению» коммеморативной плотности .»

«Ассамбляж символических жестов был призван прежде всего сформировать аф-фективное, эмоциональное отношение к прошлому – чувство гордости за своих предков, а позволило бы дистанцию, разделяющих современных россиян и эту войну .»

«Конечно, выделенные функции являются теоретическим конструктом, который навязы-вается исследуемой реальности из стремления нащупать более-менее прагматичные основания обращения к истории. При этом он не позволяет решить три принципиальные проблемы .»

«...на общенациональном уровне так и не произошло разжижение «коммеморативной плотности»: придание значимости событий Первой мировой (символическое уравнивание с Отечественной войной 1812 года и Великой Отечественной войной) вовсе не привело к формированию новых общезначимых символов и героев .»

«В настоящее время выйти в режим регулярного обращения к теме Первой мировой (проведе-ние памятных мероприятий) удалось Российскому военно-историческому обществу, казачьим и православным структурам. Тем самым память об этой войне остается «оплотом» консерва-тивных организаций.
В-третьих, сам юбилей структурировался влиянию патриотического и медийного дис-курса, однако власть не столько стремилась предложить определенное понимание тех событий, сколько посредством аффективного менеджмента истории (порою граничащего с реконструк-торским китчем) утвердить чувство гордости за героизм наших предков.»