Материалы корпуса
← Назад к списку материалов: Художественный дискурс
Чехов А.П.. Скучная история
Тип дискурса: Художественный
Год издания: 1889
Источник (библиографическая ссылка): Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. М.: Наука, 1974-1982. Т. 7.
Источник (гиперссылка): http://feb-web.ru/feb/chekhov/texts/sp0/sp7/sp7-251-.htm?cmd=0
Фрагменты:
Стртегия преодоления социокультурных угроз: авторефлексивная (иллюминативная)
В чем же выражается
исключительность моего положения? Допустим, что я знаменит
тысячу раз, что я герой, которым гордится моя родина; во всех газетах пишут
бюллетени о моей болезни, по почте идут уже ко мне сочувственные адреса от
товарищей, учеников и публики, но всё это не помешает мне умереть на чужой
кровати, в тоске, в совершенном одиночестве... В
этом, конечно, никто не виноват, но, грешный человек, не люблю я своего
популярного имени. Мне кажется, как будто оно меня обмануло.
Мне хочется прокричать громким голосом, что меня, знаменитого человека,
судьба приговорила к смертной казни, что через каких-нибудь полгода здесь в
аудитории будет хозяйничать уже другой. Я хочу прокричать, что я отравлен;
новые мысли, каких не знал я раньше, отравили последние дни моей жизни и
продолжают жалить мой мозг, как москиты. И в это время мое положение
представляется таким ужасным, что мне хочется, чтобы все мои слушатели
ужаснулись, вскочили с мест и в паническом страхе, с отчаянным криком бросились
к выходу.
В молодости я часто посещал театр, и теперь раза два в
год семья берет ложу и возит меня «проветрить». Конечно, этого недостаточно,
чтобы иметь право судить о театре, но я скажу о нем немного. По моему мнению, театр
не стал лучше, чем он был 30—40 лет назад. По-прежнему ни в театральных
коридорах, ни в фойе я никак не могу найти стакана чистой воды.
Что это значит? Если новые мысли и
новые чувства произошли от перемены убеждений, то откуда могла взяться эта
перемена? Разве мир стал хуже, а я лучше, или раньше я был слеп и равнодушен?
Если же эта перемена произошла от общего упадка физических и умственных сил — я
ведь болен и каждый день теряю в весе, — то положение мое жалко: значит, мои
новые мысли ненормальны, нездоровы, я должен стыдиться их и считать ничтожными...
Я любил, женился по страстной любви,
имел детей. Одним словом, если оглянуться назад, то вся моя жизнь
представляется мне красивой, талантливо сделанной композицией. Теперь мне
остается только не испортить финала. Для этого нужно умереть по-человечески.
Если смерть в самом деле опасность, то нужно встретить ее так, как подобает это
учителю, ученому и гражданину христианского государства: бодро и со спокойной
душой.
У кого нет надежд? Теперь, когда я сам ставлю себе
диагноз и сам лечу себя, временами я надеюсь, что меня обманывает мое невежество,
что я ошибаюсь и насчет белка и сахара, которые нахожу у себя, и насчет сердца,
и насчет тех отеков, которые уже два раза видел у себя по утрам; когда я с
усердием ипохондрика перечитываю учебники терапии и ежедневно меняю лекарства,
мне всё кажется, что я набреду на что-нибудь утешительное. Мелко всё это.
Смешна мне моя
наивность, с какою я когда-то в молодости преувеличивал значение известности и
того исключительного положения, каким будто бы пользуются знаменитости. Я
известен, мое имя произносится с благоговением, мой портрет был и в «Ниве», и
во «Всемирной иллюстрации», свою биографию я читал даже в одном немецком
журнале — и что же из этого? Сижу я один-одинешенек в чужом городе, на чужой
кровати, тру ладонью свою больную щеку... Семейные
дрязги, немилосердие кредиторов, грубость железнодорожной прислуги, неудобства
паспортной системы, дорогая и нездоровая пища в буфетах, всеобщее невежество и
грубость в отношениях — всё это и многое другое, что было бы слишком долго
перечислять, касается меня не менее, чем любого мещанина, известного только
своему переулку.
[...] для меня ясно, что в моих желаниях нет чего-то главного, чего-то очень
важного. В моем пристрастии к науке, в моем желании жить, в этом сиденье на
чужой кровати и в стремлении познать самого себя, во всех мыслях, чувствах и
понятиях, какие я составляю обо всем, нет чего-то общего, что связывало бы всё
это в одно целое.