Угрозы обществу – Институтам – Образования – Разрушение традиций российского образования
Фрагменты:
Документ: Не кормите и не трогайте пеликанов
Андрей Аствацатуров, издание 2019 г.
Тип дискурса: Художественный
Андрей Аствацатуров, издание 2019 г.
Тип дискурса: Художественный
«В новой жизни, которой жила страна, которой стало жить образование, он ничего не понимал и не желал понимать. Когда в его присутствии заговаривали о “вызовах времени”, о реформах, он только сочувственно морщился.
Помню, когда я, уже молодым преподавателем, с жаром расхваливал либеральное образование, он терпеливо выслушал меня и сказал:
– Понимаете, Андрюша, есть традиция, многовековая традиция, есть опыт мудрых людей и строй науки. Всё это сильнее человека. Традиция вбирает человека в себя и формирует его, у него не спросясь. А вы, я погляжу, – тут он в задумчивости, в своей обычной манере, поскоблил подбородок, – хотите, чтобы человек сам все решал? Как учиться? Чем питаться? Где жить? Так ведь?
»
Помню, когда я, уже молодым преподавателем, с жаром расхваливал либеральное образование, он терпеливо выслушал меня и сказал:
– Понимаете, Андрюша, есть традиция, многовековая традиция, есть опыт мудрых людей и строй науки. Всё это сильнее человека. Традиция вбирает человека в себя и формирует его, у него не спросясь. А вы, я погляжу, – тут он в задумчивости, в своей обычной манере, поскоблил подбородок, – хотите, чтобы человек сам все решал? Как учиться? Чем питаться? Где жить? Так ведь?
»
«Полтора года назад, возвращаясь с поминок по матери, Андрей вспоминал свой по-следний с ней разговор. Тогда Ира сказала, что всегда жила свою жизнь так, как хотела, и сейчас, похоронив ее, Андрей внезапно понял, что эти слова – единственное наследство, которое мама оставила ему.
Так как я хочу жить? – спросил он себя. – Что я хочу делать?
Конечно, Андрей знал ответ, но ответ этот был таким нелепым, что даже себе не сразу смог в нем сознаться.
Он хотел учить детей.
Последние двадцать лет не было в России работы более печальной и унизительной, чем работа учителя. Нищенские зарплаты девяностых, бесконечные и бессмысленные ре-формы двухтысячных… переквалифицироваться из журналистов в учителя – трудно найти другой выбор, столь же нелепый и жалкий. Даже модное слово «дауншифтинг» выглядело в этом контексте излишне оптимистичным, дауншифтеры хотя бы уезжают в теплые страны, и уменьшение их дохода оказывается прямо пропорционально длине бе-лоснежных песчаных пляжей, на которых они проводят образовавшееся у них свободное время.
Всем известно, что свободное время учителей полностью поглощают заполнение классных журналов и бюрократическая волокита, так что, да, назвать такую смену про-фессии «дауншифтигом» – значит сильно польстить тому, кто решится на это.
Да и есть ли вообще люди, которые уходят в учителя из журналистов, дизайнеров, маркетологов, из новых профессий, еще недавно модных и все еще высокооплачивае-мых?
»
Так как я хочу жить? – спросил он себя. – Что я хочу делать?
Конечно, Андрей знал ответ, но ответ этот был таким нелепым, что даже себе не сразу смог в нем сознаться.
Он хотел учить детей.
Последние двадцать лет не было в России работы более печальной и унизительной, чем работа учителя. Нищенские зарплаты девяностых, бесконечные и бессмысленные ре-формы двухтысячных… переквалифицироваться из журналистов в учителя – трудно найти другой выбор, столь же нелепый и жалкий. Даже модное слово «дауншифтинг» выглядело в этом контексте излишне оптимистичным, дауншифтеры хотя бы уезжают в теплые страны, и уменьшение их дохода оказывается прямо пропорционально длине бе-лоснежных песчаных пляжей, на которых они проводят образовавшееся у них свободное время.
Всем известно, что свободное время учителей полностью поглощают заполнение классных журналов и бюрократическая волокита, так что, да, назвать такую смену про-фессии «дауншифтигом» – значит сильно польстить тому, кто решится на это.
Да и есть ли вообще люди, которые уходят в учителя из журналистов, дизайнеров, маркетологов, из новых профессий, еще недавно модных и все еще высокооплачивае-мых?
»