«...Свежие поселковые новости.
– Что, Русик, скажи, Халилбека все-таки посадили? Сидит?
– Еще как сидит! В той самой тюрьме, которая в нашем поселке!
– Надо же! До сих пор не верю!
– И наши не верят. Никто не верит. Боятся, ждут, что его вот-вот выпустят, коллек-тивные письма пишут в защиту.
Да, Халилбек был той еще птицей. Он не имел ни одной официальной должности, но при этом контролировал недвижимость в поселке и городе и чиновников всех мастей. Он являлся одновременно во все кабинеты, издавал собственные книги по благоустрой-ству и процветанию всего мира, командовал бюрократами, якшался с бандитами, нянчил младенцев в подопечных больницах, кружил головы эстрадным певичкам и только боль-ше полнел и здоровел от множащихся вокруг темных слухов. Без ведома Халилбека никто в округе не решался купить участок, открыть кафе, провести конференцию. Он вникал в дела, казалось бы, самые мелкие и вместе с тем стоял, если верить молве, за главнейшими рокировками, пропажами и судьбоносными решениями. Отец Марата когда-то знал Ха-лилбека лично, но общение оборвалось после одной неприятности, даже несчастья .
»

«А потом в поселок приехал Халилбек – у него и здесь был запертый наглухо особнячок, буквально за поворотом от дома Марата. Неизвестно, чего ему приспичило самому сесть за руль и примчаться ночью, без охраны. И как так произошло, что Адик попался ему под колеса в глухой поздний час. Дело, конечно, замяли. Отец Марата пробовал разобраться, но с Халилбеком было не совладать. Адика похоронили .»

«– Да плевать на этого Халилбека, – вдруг хмыкнул он. – Меня другое достало. Наши бараны. Ты знаешь, я живу за «железкой», а там у них типа оппозиционная мечеть. При-стают каждый день: что ты к нам не ходишь? Да я и в другую мечеть не хожу, которая у Проспекта. Я вообще целый день или в Кизляре на занятиях, или в городе, в комитете. Езжу туда на велике. От этого тоже все бесятся. Почему на велике, почему не в костюме? А дома одно и то же: когда женишься, когда женишься? Причем, конечно, на своей хотят женить, чтобы нашей нации. А недавно в поселке узнали, что я на танго хожу. О-о-о, прямо пальцем показывали…
– Да возьми и уезжай из поселка!
– Легко сказать уезжай. Меня разве отпустят так просто? Я единственный сын. Сестры маленькие, родители упертые.
– Ну и не ной тогда…
»

«– Сначала эти противники имама демонстративно перестали ходить в мечеть и при-нялись пугать людей, что имам – ваххабит. Уже сколько лет прошло, сейчас этого не так боятся, а тогда, считай, приговор. Хотя, если вдаваться в религиозные тонкости, он вовсе не ваххабит, а какой-нибудь кадарит . Или, как его, мутазилит[4] . Но неважно. Вот, со-брали они спортсменов со всей округи, в том числе нескольких чемпионов мира и даже одного олимпийского, звякнули омоновцам и устроили драку прямо в мечети.
– Я слышал об этом. Но ОМОН зачем?
– Ловить людей и на учет ставить. Имама, естественно, сняли. Тогда его привержен-цы ушли из мечети и основали свою, за «железкой». По слухам, Халилбек дал деньги. Но имама потом все равно оттуда выжили.
– Из новой мечети тоже?
– Да. Ведь в конце концов мечеть за «железкой» и вправду стала ваххабитской. Он не сходился с паствой во взглядах .
»

«Вот, следующую ты знаешь. Заира.
– Заиру сразу убери.
– Почему это убери? Своя, поселковая, толковая.
– В косынке ходит.
– Не в хиджабе же! Замотанных я сама терпеть не могу, а в косыночке что? Очень мило.
– И молится. Даже думать не хочу.
– Это тебя Русик против молящихся настроил? Отец тоже молится, и что? И в хадж, иншалла , поедет…
»

«Я вспомнила Анжелу, дочку разведенной уборщицы, подрабатывавшей в поселко-вой тюрьме. О ней и вправду судачил весь поселок. По слухам, Анжелу еще в юности со-блазнил сам Халилбек, а после она пошла по рукам, совсем не стыдясь своего занятия. Я встречала ее хохочущей то на утонувшем в грязи Проспекте, на заднем сиденье набитого молодцами автомобиля, то возвращающейся из города по главной дороге под улюлюка-нье встречных, почему-то пешком, в короткой юбке и с призывной улыбкой.
– А что, Анжела закрылась? – не удержалась я.
– Да, – всхлипывала Амишка. – И какой-то важный взросляк взял ее второй женой, приезжает к ней иногда.
»

«Сев с Маратом за скупо накрытый стол, он сразу начал жаловаться на все развинтивших и распродавших до гайки работников торпедного завода.
– Ослы! Казнокрады! – надрывался он, закатывая глаза. – Изменники родины!
– А тебе больше всех надо, – ходила от порога к столу жена, устало пожимая пле-чами.
Матери Марата было все равно, чему поддакивать, и она горячо поддержала:
– Не говорите, просто преступники! Я и Асельдеру все время об этом твержу. Он очень хотел к вам зайти, но у них в институте какой-то бедлам из-за Халилбека, будь он неладен.
– Халилбека? Вы тоже считаете, что он во всем виноват?
– Во всем, совершенно во всем! А разве нет? – завелась мать.
– И ты так считаешь? – обратился Шахов к Марату.
– Нет, я так не считаю. Это слишком сложное дело, обвинение путается в фактах. Тут больше слухи, злые языки.
– Молодец, дай пожму тебе руку, – обрадовался Шахов, крепко сжимая ладонь Ма-рата. – Не давай этим женщинам выносить приговор раньше времени!

»

«– Мечеть за «железкой» – ваххабитская, – робко отбился Марат, не готовый к такой атаке.
– Что значит «ваххабитская»? Это словечко из новостей. Сразу видно, в Москве живете. Они не ваххабиты, они ищут истину. А настоящие бандиты – в министерствах. Хорошо хоть одного посадили. Надеюсь, этого Халилбека никогда не выпустят!
– Сабрина, – одернула дочь жена Шахова.
»

«Оказывается, Халилбека видели то в городском парке – режущимся в шахматы с завсегдатаями тамошних скамеек. То на рынке – ловко взвешивающим инжир. То в ры-бацкой лодке на заброшенном побережье, вместе с местными, черными от солнца и про-соленными морем подростками. То в поселковой мечети за «железкой» на утренней хут-бе. Или же около «официальной» мечети на Проспекте, задумчиво изучающим листовки, которые раздавали рядом. А то и вовсе – в том самом ресторанчике, где все собрались от-мечать сватовство сына Абдуллаевых.
Помешательство на Халилбеке росло как на дрожжах. Собравшиеся на торжество солидные отцы семейств перебрасывались сказочками о его тайном освобождении и вез-десущести, словно детскими страшилками. С полудоверием и подавленным восторгом.
– Да просто заметят очень похожего человека, напридумывают и начинают пере-давать, – скептически предположил Марат.
– Конечно, – неожиданно поддержал его мрачный хилячок, переминавшийся ря-дом. – Халилбек никогда не стал бы играть в шахматы.
– Почему это? – удивились многие.
– Как? Вы не знаете? – Хилячок наставительно поднял указательный палец. – В хадисах эта игра называется запретной.
– Только в недостоверных хадисах, вацок[22] ! – нашелся, что возразить, знакомый Марату со школы здоровый усач в щегольской рубашке. – Нежелательно, но и не запре-щено. Главное, чтобы доска не отвлекала от служения Аллаху.
Несколько человек засмеялись. В том числе круглый и влажный от пота человек лет шестидесяти с рассеченной губой. Марат услышал, как стоящий подле советчик хло-пает по взмокшей спине товарища всей пятерней:
– Ты бы поосторожнее хохотал, Исмаил, о тебе и так слава дурная.
Марат потом спросил у Шаха, что это за Исмаил и что за слава, и Шах пояснил, что речь о новом директоре школы, у которого вечные и напряженные схватки с рьяными прихожанами. Особенно с теми, кто предпочитает ходить за «железку». Исмаил не пускал на уроки девочек в хиджабах и требовал ношения белых блузок и синих юбок согласно уставу школы .»

«Пока Эльмураз блуждал в астрале, за воротами на улице занялась какая-то шумиха. Голосило несколько женщин, взволнованно лопотали отроческие низкие голоса. Эльму-раз сразу вынырнул из транса и, подтянув спортивки, побежал узнавать, в чем дело. За ним, то и дело роняя с грохотом игрушечный джип, застучал пяточками ребе-нок. Некрасивая закричала им что-то, но потом бросила утюг на решетку гладильной дос-ки и тоже зашаркала вон. Причитания на улице усилились. Марат решил не высиживать в одиночестве, тем более что вылезшая из внутренних комнат молодуха спешно присоеди-нилась ко всей компании, не выпуская из рук надрывающегося ляльку.
Выбежав на улицу, Марат увидел домашних Эльмураза, выпытывавших что-то у нескольких взволнованных женщин и подростков. Выпалил:
– Что случилось?
– Говорят, на Проспекте человек погиб. Наш поселковый парень.
– Кто?
– Сказали, за «железкой» живет.
Молодуха встряхнула прекратившего рыдать и только слабо похрюкивавшего мла-денца:
– Опять, наверное, мечеть на мечеть пошла. – Мне еще на рассвете голоса сказали: «Сегодня днем что-то случится»…
Проговорив последнюю фразу как бы в сторону, уткнувшись глазами в сухую зем-лю и поскребывая щетину, Эльмураз посмотрел на Марата, будто ожидая благоговения или расспросов. Но тот беспокойно тянул экстрасенсу руку:
– Побегу посмотрю, что там. Спасибо за кофе.
– «Спасибо» после сеансов не говорят, а то не сбудется, – промямлил Эльмураз.
Но Марат уже стремительно удалялся. Подростки, лохматые, в пыльных спортив-ных шортах, тянулись за ним хвостом.
Проспект находился на другом конце поселка. На подступах к месту происшествия толпились встревоженные зеваки, между которыми лавировала карета «скорой помощи». В толпе по рыжим макушкам Марат сразу вычислил «Красную армию» – Гамида и Рому. Завидев Марата, Рома затараторил:
– Это Русик, Русик-гвоздь! Вот только что его мертвого увезли, врачи не успели!
– Как? – ахнул Марат.
Русика он встречал буквально на днях спешащим в город на велосипеде. Русик был ворчлив, недоволен, жаловался на приставших к нему, как липучки, окрестных про-поведников:
– Позавчера приходили, вчера приходили, сегодня приходили… Посмотри, гово-рят, разве вокруг нас настоящие муслимы живут? Так, одно название. Воруют, пьют, тво-рят из людей кумиров, якшаются с кафирами, зациклились на чудесах. Мол, даже из Ха-лилбека святого духа сделали. Ты, говорят, не такой, но ты упрямишься в неверии. При-ходи, говорят, в нашу мечеть хоть раз… Ну и так далее, ты же их знаешь. Возражений не слушают, отказов не понимают. Задолбали!
Марат предложил бедолаге съездить как-нибудь вместе на платный пляж, попла-вать в море. Как раз на сегодня и договаривались, а тут…
– Может, объясните, что произошло? – вцепился он в красноголовых братьев.
– Доквакался ваш Русик, вот и всё, – сурово припечатал Гамид.
Стоявший рядом парнишка в дешевой футболке нетерпеливо вклинился в разго-вор:
– Там, брат, смотри, как было. Этот черт, который Русик, сделал плакат, что Алла-ха нет, и шатался с ним туда-сюда по Проспекту. И это, пацаны видят – ходит. Подошли чисто перетереть, спросить, что за тема. Никто его особо трогать не собирался. А Русик взбычил…
– Его что, убили? – крикнул Марат.
Многие стали оглядываться, подбираться поближе. А чей-то треснутый голос сзади уверенно опроверг:
– Да никто его не убивал, самое! Случайная, нелепая смерть! Сам спровоцировал .
»